“ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ДЕСЯТИСЛОЖНИК” М. ЦВЕТАЕВОЙ.
Роман Войтехович (Тарту)

 В стиховедческой практике мы часто сталкиваемся с примерами членения метрического стиха на несколько графических. Игра на несовпадении этих типов членения богата семантическими возможностями не меньше, чем использование синтаксических переносов (зачастую, это и есть одно из средств создания таких переносов). Причем, важно именно качественное несовпадение уровней, в силу чего графическая разбивка метрического стиха не должна носить периодического характера (то есть, порождать нового метрического стиха) и не должна совпадать с другими уровнями метрического членения: например, стих не должен члениться по цезуре.
 Kажется, что только такое соотношение таит в себе определенные семантические возможности и может мотивировать обращение поэта к данному приему. Однако это не совсем так. Мы рассмотрим пример создания нового метрического стиха на основе графической трансформации исходного и те семантические возможности, которые таит в себе подобная трансформация.
 Речь пойдет о “С моря”, поэме М. Цветаевой, которая наряду с “Попыткой комнаты”, “Новогодним” и “Поэмой воздуха” входит в цикл, посвященный Б.Пастернаку и Р.М.Рильке. Все поэмы данного цикла представляют собой полиметрические композции, но “С моря” (обращена к Пастернаку) и “Новогоднее” (обрашена к Рильке) занимают в этом ряду особое место. Первая из них “самая полиметричная” из списка, вторая - “самая монометричная”. Дело в том, что в поэме “С моря” трудно выявить ведущий размер, количество строк которого превышало бы количество строк любого другого из задействованных размеров: если строго придерживаться построчного принципа подсчета, то ведущим размером будет Д2; если же учитывать построфно, то процент Дк4,3 значительно превысит процент

дактиля. Сама постановка вопроса о построфном подсчете представляется на первый взгляд некорректной, поэтому следующий раздел нашей статьи и будет посвящен обоснованию правомочности такой его постановки.
* * *
 Наиболее общее членение поэмы задается чередованием А - частей, написанных Д2 и В - частей написанных Лг (строфой Лг4444, переходящей в Лг4433): А В А В А. Части А отличаются и функционально от частей В: тогда как последние составляют информативную или коммуникативную основу текста, первые выполняют роль сюжетообразующую и рамочную. Таким образом, при определении жанра этого стихотворения мы можем в какой-то мере спациально выявить его лирическую (эпистолярную) и эпическую (нарративную) составляющие, сочетание которых и создает специфику этого компромиса между письмом и поэмой.
 Есть и другое различие между частями А и В. Выявляя второй тип, мы игнорировали разницу между строфами Лг4444 и Лг4433, а также между графическими вариациями последней, а именно: внутри второй части можно выделить подчасть, в которой двустишия Лг4 и Лг3 разделены, но идут они всегда попарно и в порядке, заданном слитной строфой Лг. Связь же равноиктных и разноиктных строф поддерживается еще и регулярностью чередования клаузул в во всех типах графического представления строфы - жжмм. С выявлением типа А таких проблем не возникает: размер, строфика и графическое представление здесь единообразно урегулированны; минимальной композиционной единицей здесь является четверостишие Д2. Если сравнить количество таких четверостиший с количеством четверостиший Лг, то, естественно, результат получится тот же самый, что и при сравнении количества единичных строчек, но сравнивать их нельзя, потому что они несопоставимы, так как графически выделенное четверостишие не является единицей в частях А. Оно является подединицей более крупного образования - двустрофия (то есть, восьмистишия), и на это также указывает постоянное чередование клаузул в соседних четверостишиях жжжж жмжм, а также то, что количество четверостиший - четное в каждой из частей А и что все части А начинаются с типа жжжж и заканчивается типом жмжм.

Я - без описки, Я - без помарки. Роз бы альпийских Горсть, да хибарка На море, да но Волны добры. Вот с Океана Горстка игры. (1)

 Синтаксическое и смысловое членение этих частей также совпадает с делением на восьмистишия: в частности, в тексте много синтаксических переносов из нечетных строф в четные, последние же почти всегда заканчиваются точкой. В тексте нет ни одного “холостого” четверостишия Д2, не имеющего пары. Таким образом, на строфическом уровне четверостишию в частях В соответствует восьмистишие в частях А. И вот этих восьмистиший уже, действительно, меньше, чем четверостиший Лг.
Но как можно на основании одного только уровневого соответствия сравнивать эти строфические образования? Безусловно, никак нельзя. Однако функциональной эквивалентностью здесь дело не ограничивается: они изосиллабичны и изоиктны. И это понятно: логаэдическая строфа образуется путем несложной модификации двустрофия Д2. Рассмотрим этот момент более подробно:
Конец I части:  

а) Я - без описки, Я - без помарки. Роз бы альпийских Горсть, да хибарка б) На море, да но Волны добры. Вот с Океана Горстка игры.

Начало II части:

Мало помалу бери, как собран. Море играло. Играть - быть добрым. Море играло, а я брала, Море теряло, а я клала…

Можно конвертировать тип строфы А в тип В и наоборот:

Конец I части:   

а)  Я - без описки, я - без помарки. Роз бы альпийских горсть, да хибарка     б)  На море, да но волны добры. Вот с Океана горстка игры. Начало II части:  Мало помалу бери, как собран. Море играло. Играть - быть добрым.   Море играло, а я брала, Море теряло, а я клала …

 Новая строфа сохраняет не только словоразделы на месте прежних стихоразделов, но и рифмы в соответствующих позициях. В целом, за исключением графики, мы видим только одно изменение: смещение в каждой из строк новообразованной строфы третьего икта с шестого слога на седьмой. Тем самым дактилическая инерция нового стиха усиливается, а пауза, которая неизбежно ощущалась бы при симметрическом расположении иктов, элиминируется. Далее изоиктность и изосиллабизм строфы А и строфы В сохраняется только в первой половине; уже в третьей строфе новой части последние два стиха укорачиваются на такт:

Крабьи кораллы, читай: скорлупы. Море играло, играть - быть глупым. Думать - седая прядь! - Умным. Давай играть!

 За счет появившегося резерва длины оказалось возможным ввести асимметрию в строфу, что сразу повысило степень её устойчивости. Поэтому даже в “расчлененном” виде - в виде графически независимых двустиший - она воспринимается как одно целое: более длинное двустишие оценивается как начало строфы, более короткое - как конец по ассоциации не только со слитным вариантом, но и с большинством неравностопных строф. Таким образом, как нам представляется, мы смогли доказать, что

построфный учет при сопоставлении размеров может иметь место.
* * *
 Доказательство тезиса о возможноти двоякого учета процентной доли звеньев полиметрической композиции привело нас к открытию, которое в какой-то степени ставит под сомнение определение метрического статуса поэмы как полиметрической композиции. У двух размеров оказывается одна силлабическая основа на уровне строфы, причем, в первой части строфы эта основа сохраняется неизменной на протяжении всей поэмы. Сохраняются и некоторые внутренние пропорции строфы, которые задаются рифмовкой. Рифмовка делит строфу на два замкнутых двустишия (поэтому вариации во второй половине строфы не отражается на первой), которое может иметь вид и собственно двустишия, и четверостишия перекрестной рифмовки. Минимальный внутренне не рифмующийся период (мп) в константной первой половине строфы равен 10-и слогам, во второй - 9-и или 6-и.
 Сокращение длины мп во второй половине строфы вызвано графической трансформацией текста. Мы видим, что графический образ поэмы чрезвычайно важен для автора. Она открывается картиной стремительного перелета лирической героини из своего сна в сон героя, с берегов Вандеи в Москву. Здесь используется короткий стих и короткие строфы, парциализующие длинное восьмистишие. Далее графический стих удлиняется, воспроизводя более размеренный темп беседы. Наконец, беседа принимает еще более непринужденный, игривый оборот, начинается “игра в ракушки”, и “тяжелое” четверостишие распадается на два “легких” двустишия (до конца “игры”). Когда тематика заостряется (вводитя тема“цензора”), Цветаева снова обращается к “резкому” 2-стопному дактилю. В последний раз она прибегает к этому размеру в самом конце, когда необходимо показать, как поэма “сходит на нет”:
Конец IV части: 

Голые скалы, слоновьи ребра… Море устало, устать - быть добрым. Вечность, махни веслом! Влечь нас. Давай уснем.

Часть V:  Вплоть, а не тесно, Огнь, а не дымно. Ведь не совместный Сон, а взаимный:   В Боге, друг в друге. Нос, думал? Мыс! Брови? Нет, дуги, Выходы из - Зримости ...

 Выходит так, что мы имеем дело не столько с полиметрией, сколько с “полиграфией”. А еще точнее, следует, по-видимому, говорить о наличии одновременно двух типов метрической организации в рамках одного текста: монометрическая силлабической основа, деформируясь в результате активной эксплуатации графического уровня организации текста, манифестируется различными силлабо-тоническими размерами.  Сюжет поэмы помогает нам объяснить истоки этой поэтики. Общение двух поэтов - Цветаевой и Пастернака - ограничивалось почти исключительно перепиской, то есть протекало только в вербальном, символическом плане. Темой настоящей поэмы стал сюжет пастернаковского сна, в котором ему явилась Цветаева, “осуществив” таким образом визуальный контакт. И этим объясняется то, почему визуальный ряд получает такое значение: поэт стремится вырваться в сферу иконической семантики, преодолевая ограниченность средств вербальной коммуникации.
 Итак, оказывается, что поверхностная полиметрия скрывает в себе монометрию. В цикле 1926-27 гг. единственной поэмой, обнаруживающей аналогичное единство оказывается “Новогоднее” (правда, в отличие от “С моря”, “Новогоднее” практически монометрично и в традиционном смысле: инометричные вставки составляют 4%). Это совпадение удивительно, потому что параллелизм на уровне формы находит здесь соответствие и в плане содержания. Обе поэмы являются “эпистолярными”. В самих названиях поэм “скрыто” слово “письмо”: “С моря” - это автоцитата (“Вот тебе с моря// Вместо письма.”), а “Новогоднее” - прозрачная синекдоха словосочетания “новогоднее письмо”. Более того, обе они имеют прозаичекие корреляты в эпистолярном наследии Цветаевой. Жанровое сходство, по-видимому, обусловило и то, что они были опубликованы в одн-

ом и том же выпуске парижского журнала “Версты” (1927 г., №3).

* * *
 В заключение вернемся к заглавию нашей статьи - “Эпистолярный десятисложник” М. Цветаевой. Десятисложный стих значительно превышает по длине средне-статистический (шестисложный) стих этого цикла и встречается в нем только дважды, причем оба раза в “эпистолярных поэмах”: 1) это - Лг4 (или 2Д2ж) - размер константной первой части строфы в поэме “С моря”; и 2) Х5ж - основной размер “Новогоднего”. Подобное совпадение, на наш взгляд, может свидетельствовать о тяготении эпистолярной тематики в творчестве Цветаевой к 10-сложным размерам. “Эпистолярный десятисложник” - рабочий термин, который мы бы хотели предложить для обозначения данного феномена. Дальнейшие изыскания, возможно, позволят подтвердить или опровергнуть эти построения.

  Мы пользуемся терминами, предложенными для обозначения данной дихотомии И.Карловским. Метрическим следует называть стих, реализующий симметрическую цепочку метра и выделенный средствами вторичной делимитации (как минимум); графическим - графически выделенную cтрочку стихотворного текста, приведенную в соответствие с другими, аналогичными, визуальными (как минимум) средствами.

 2 Мы не делаем здесь различия между строфой и гиперстрофой (термин М.Ю.Лотмана), каковой по-видимому следует считать восьмистишие Д2. Определение термина гиперстрофа см. в работе М.Ю.Лотмана Гиперстрофика И.Бродского: Russian Literature XXXVII (1995) 303-332 North-Holland.

 3 Поскольку части А и В отличаются прежде всего строфически, мы переносим их индексацию на две основные строфические модификации.

Войтехович Р.  “Эпистолярный десятисложник” М. Цветаевой // Русская филология. 8: Сборник научных работ молодых филологов. Тарту, 1997. С. 183-189.